Безмолвие богов |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Безмолвие богов » Архив отыгрышей » Владения Захарии Виже-Лебрен
Отредактировано Захария Виже-Лебрен (2013-11-22 14:16:30)
Тяжело думать о высоком, когда рука графа так … фривольничает. Далрат с мучением прикусил губу, второй раз за эту ночь пытаясь мимикрировать под диван. Он накрыл ладонь Захарии своей, наблюдая за появлением Сильвио. Это был некий стоп-сигнал – хватит с эльфа на сегодня нереализованных эротических томлений. У него их и без того набралось на несколько томов литературного труда с подробными иллюстрациями.
Предложение послушать заинтриговало. Впрочем, как и посмотреть на превращение в лягушку. Даже для эльфа неплохая перспектива – знай себе, пускай пузыри, лови комаров и высматривай стрелы в болоте, авось, простачок какой и попадется. Правда, Далрат себя в качестве заколдованного принца тоже не представлял. Не дремлет в Осе перфекционист. Ох, не дремлет.
Эльф только потянулся за пивом, но был остановлен в этом преступном жесте предупреждающей фразой Захарии.
Да мне уже вторые сутки «странно». И это «странно» намного приятнее моего «обычно».
Но вслух спорить не стал…, все равно умыкнув кружку со стола вкупе с закуской. Он вообще редко спорил – сначала делал, а потом при необходимости не без выдумки оправдывался. Пока шло приготовление, Далрат сделал пару глотков (страшно хотелось пить) и тоже по примеру Сильвио позволил себе «прислушаться».
Эльф дернул головой, непроизвольно пытаясь защититься от чужой фантазии. У него и для своих мыслей в непутевой башке места маловато, а тут… целый вихрь звуков, образов. Но расслабиться – надо было расслабиться и впустить этот поток. Глубоко вдохнув, Далрат через силу отключил назойливый внутренний голос, не перестававший бубнить никогда, даже когда Ос спал. Совсем новые ощущения, даже пугающие. Если отрешиться от мыслей о прекрасном…, ведь эту телепатическую способность можно направить и в другое, куда менее безобидное русло.
И когда ты без кожи останешься вдруг,
Оттого, что убили его, не тебя.
Далрат дернул лицом так, будто его укололи. Пикой. В живот. Да, песня была хороша, и исполнитель хорош. И само исполнение невероятно. Но всё это вместе растревожило улей, который с охотой зажужжал, атакуя эльфа, когда песня закончилась. Открыв глаза, Ос без выражения посмотрел на Сильвио, потом перевел взгляд на графа, затем на кружку в своей руке. Последняя показалась родной и любимой, требующей внимания и заботы. Далрат сделал глоток, все еще пытаясь найти реальность. Тишина повисла гробовая, почти мистическая…. Только всхлип Сильвио вернул Далрату ощущение воздуха в легких. Или, точнее, его нехватки.
- Кажется, уже светает…, - тихо обронил эльф на выдохе, поднимаясь с дивана, чтобы поставить недопитое пиво на столик.
Он подошел к роялю, положил руку на плечо графа и немного сжал пальцы.
- Мне очень понравилось. Благодарю. Вы удивительный, - с одной интонацией все три замечания, - я подустал сегодня. Пойду к себе.
Спрашивать ради приличия разрешения Захарии отправиться спать он не стал. Справедливо решив, что это не в традициях дома.
- Сильвио, спасибо за эльфийские ушки, граф,... очень рекомендую, - с какой-то особенной интонацией сказал, лукаво, но вместе с тем устало улыбнувшись. Это была остаточная шутка по привычке, без какой бы то ни было цели.
- Хорошей ночи, - и Далрат, захватив свой дневник из брошенной сумки, удалился к себе, чтобы помокнуть в ванной и подумать над смыслом книжек и войн. Очень его разволновала песня, да и вообще пережитые ощущения. Возможно, графу стоило выбрать что-то менее насыщенное, зная о привычке своего компаньона к губительному самоанализу.
Через минуту, впрочем, эльф внезапно вернулся.
- Простите, я за ... - с неловкой, извиняющейся улыбкой. И, прихватив свою кружку вместе с закуской, Далрат снова сбежал.
Отредактировано Далрат Ос (2013-12-15 23:47:09)
Граф отпустил Далрата, его взгляд был мягким, он ничего не спросил и никак не прокомментировал слова о своей удивительности, просто поцеловав пальцы, застигнутые врасплох на своем плече. Он знал, что песня заденет эльфа за живое, так же, как она задевала за живое и земного Сильвио, и совершенно непробиваемого Луиса, слез которого Захария не видел никогда в жизни. Так же, как она задевала его самого. Каждый реагировал по-своему, сам граф уходил в себя на время музыки, музыка рвала его изнутри, но не пугала, он не был склонен к самокопанию в этом направлении. Он так жил в принципе. Именно такие песни и легенды были почвой его поступков, как тот, который он совершил в портовой забегаловке, вступившись за незнакомого эльфа, который теперь жил в его доме и, кажется, не только в доме.
Сильвио всегда распускал сопли, как правило, перебирал со спиртным, но даже в этом своем состоянии не был отвратителен, как бывают биндюжники и маргиналы. Но и Сильвио не страшился этих рвущих жилы образов, потому что, в принципе, жил так же, как сам Захария, им любовно взращённый. И дрался там, где это можно, и, уж, конечно, дрался там, где нельзя. Много лет назад, он пришел в этот дом запуганным ребенком, воришкой, врунишкой, который убил одного отца, отомстив за другого. И теперь считал себя достойным существом. И, на взгляд Виже-Лебрена был таковым.
Луис, слыша такие песни, перенимал их, тревожа впоследствии умы посетителей своей таверны. Он никогда не пускал слезу, не нервничал, только прикрывал глаза и слушал, как могут слушать только абсолютно счастливые и жертвенные люди. Тех, кто считал Луиса Гальярдо куклой, мануфактурщик считал кретинами и недальновидными идиотами, зная, что однажды этот мальчик всем покажет.
Далрата видения песни, похоже, загнали во внутренний угол, но то, что он не забыл забрать туда пиво и свою порцию ушек, обнадеживало. Когда эльф покинул их, Сильвио прихлебнул пива и спросил:
- А про любовь нельзя было? Он же сбежит от вас этой ночью и спрячется в объятиях оппозиции, чтобы доказать, что он читал правильные книжки.
Он умный мальчик, - Захария пересел за стол и принялся есть угощение, запивая пивом, - он поймет, что прыгать с мечом по Очень Темному Лесу в мокрых от росы штанах, это не то, что нужно, чтобы что-то там доказать. Пойми, Сильвио, можно размахивая мечом, кинуться грудью на амбразуру и даже снести этим мечом голову королю. А что дальше? За что воюют эти существа? За свободу? Что есть свобода? – он приподнял бровь. – Не знаешь? Я скажу тебе. Свобода есть рабство.
- Тогда в чем суть подвига? – спросил Сильвио.
Какого? – осведомился граф, который мог общаться, при этом пережевывая пищу и выглядя пристойно.
- Любого, - Сильвио добавил себе пива из кружки хозяина, зная, что тот всю все равно не осилит.
Суть подвига, Сильвио, в том, чтобы победить самого себя, - мужчина прихватил еще одно ушко, - пойми, ты не сможешь убить монстра, пока этот монстр часть тебя. Забавно то, что на силу нужна другая сила. Но любая сила порождает зло. Я приведу тебе пример. Давай представим, что на дуэли я убью существо, которое причинило боль моим близким. Справедливая дуэль, честный бой, красивая месть. Я добро?
- Думаю, да, - Сильвио кивнул.
А, что если у этого существа тоже есть близкие, которые его любят? Дети, отец, юный любовник на сносях? – граф сделал глоток, - Сделал ли я им добро?
Сильвио вздохнул.
- Тогда как? – спросил он, - терпеть все обиды? Не мстить? Позволять кому-то быть злом, а самому оставаться чистым, святым добром?
Нет святых, нет святости, - ответил Захария. – Нет абсолютного добра, нет абсолютного зла. Поэтому не стоит выступать под этими флагами. Не стоит мнить себя освободителем, стоит честно смотреть на вещи и убивать монстров. В себе.
Сильвио вздохнул снова и почесал в затылке.
- Вы напомнили мне одну книжку про дракона, - проговорил он задумчиво, - там сказано…
Убить дракона надо в себе, - закончил за него Виже-Лебрен. – Иди спать, друг мой. Тебе надо отдохнуть.
- А вы? – спросил Сильвио, зная ответ.
А я прогуляюсь в подвал, - граф встал. – Мне надо немного подумать. И передай повару, ужин был восхитительным.
Он вышел из гостиной, прежде чем подвыпивший слуга втянул его в разговор о планах на эльфа, зная, что спать тот не пойдет, а уснет прямо на ковре у камина. Спустившись в подвал, мужчина скинул одежду, зажег свечи, подошел к алтарю, похожему на кровать, улегся на него, раскинув руки, и прикрыл веки. Какое-то заклинание родилось в его голове и повисло в воздухе никому не внушенное. Монотонные однообразные слова вскоре превратились в иллюзорные надписи, плавающие над алтарем, тревожащие сознание и пламя свечей. Захария распахнул глаза, но они уже не были прозрачными, потому что зрачок был настолько расширен, что закрывал радужку. Вода стала собираться капельками на обнаженном сильном теле и испарялась, наполняя воздух сыростью. Где-то далеко закричала птица, обозначая рассвет, но по подвалу расползалась Тьма, заполняя каждый уголок. У статуи эльфа с крыльями, принесенной сюда из сада, капли выступившие на мраморном лице, напоминали слезы. Мрак становился осязаемым, гудел, как натянутая струна, вибрировал. Захария смотрел в пустоту, а пустота смотрела в него.
Не сказать, чтобы Далрат был воодушевлен песней, но и убит ею тоже не был. Он сидел на подоконнике, попивая пиво и всматриваясь в светлеющее марево за окном. Взгляд серых глаз не выражал никакого сильного чувства, только сосредоточенность резкой мысли. Стучали капли дождя, беспокойно выбивала какой-то свой ритм босая ступня, костяшки пальцев изредка касались стекла, поддерживая воображаемую мелодию. Звуки, которыми Далрат насыщал тишину этой слишком большой для него комнаты. Губы эльфа почти беззвучно по кругу повторяли припев уже другой песни, той, которую пел на эльфийском его некогда друг еще в резервации.
Мысли эльфа сейчас были далеко. Странно, но он не думал о «правильных книгах» или, чего доброго, об эльфийской оппозиции. Скорее, он вспоминал прошлое, которое недвусмысленно учило, что война против подлецов вокруг – занятие безнадежное, а битва с подлецом внутри равносильна спиливанию ветки, на которой сидишь. Далрат никогда не стремился к смерти своих «монстров». Ведь только они давали стимулы жить, да кое-как оберегали излишне чувствительное сердце от моральных тревог.
Если я и самый главный свой враг, то и … самый большой свой друг. Со всеми моими составляющими. Сильвио говорил что-то про «победи себя»…, но зачем? Кому это что докажет? Просто станет сложнее подличать и, как следствие, выживать.
Далрат устало прикрыл глаза. Тот час утра, когда сонливость перерождается в мутную бодрость, минуя, собственно, сон. Голова гудела, но не сдавалась, предвещая эльфу вместо сладкого отдыха беспокойное вращение вокруг своей оси. Горячая ванна не успокоила его нервы, да и удобная, но слишком большая кровать не вызывала энтузиазма. Вообще для эльфа тут было слишком много… личного пространства, от которого он уже давно отвык, компенсируя быт богатой фантазией.
Впрочем, подличать у меня всегда получалось хреново. Хах, некоторых книжных детей даже множественные ранения не учат жизни.
Эльф открыл окно, высовываясь чуть ли не по пояс под мелкий дождь. Приятная, утренняя свежесть щекотала ноздри, пахло сырой землей, травой. В городе не было такого насыщенного, густого запаха, воспоминания о котором тянулись из детства. Далрат усмехнулся, вместе с тем внезапно осознав, что бессонница вкупе с бездельем сведут его с ума в ближайшие два-три часа.
И именно это умонастроение привело к тому, что Далрат разрешил своему любопытству взять верх над осторожностью, когда почудилось в утренней тишине тревожное, чужеродное нечто. Оно не имело ничего общего с повседневностью и напоминало чувство, которое возникает, когда смотришь с обрыва.
Эльф выронил чашку, позаимствованную на кухне, в которой собирался не без хитрого колдунства заварить чай. Конечно, в подвале заварку он не искал – он скорее, петляя и прячась за каждым углом, всю дорогу именно сюда пытался пробудить в себе чувство самосохранения. Но этого не получилось. А получилось, что Далрат, совершив по пути остановку в кухне (во имя самообмана), попал именно в подвал. Именно тогда, когда не следовало. И потерял дар речи, … как и все остальные свои немногочисленные таланты.
Стоя на лестнице, Далрат смотрел на клубящийся мрак расширенными от удивления глазами, подобно тому, как смотрит простачок в свой неожиданно опустевший карман. Впрочем, удивление быстро отступило, оставляя только испуг, в конце концов, он прекрасно помнил слова Захарии про предназначение этой части дома. Но если тут … это…, то где, собственно, маг? Эльф сделал еще один шаг вниз по сырой лестнице и замер, как напуганная кошка, когда Тьма дотронулась до его босых ног.
Что стоишь как вкопанный? Дёру-дёру давай. Ногами шевели, идиот. Эти силы не про нас - нам с таким и рядом стоять нельзя. О, небо, за что ты такой непутевый? Как ты вообще умудрился дожить до своих лет? Связался с темным магом, убившем на твоих глазах, и валандаешься по ночам, как будто у дома кладбища не видел. Да забудь ты про чашку, придурок. Куда полез? Ей-то ничего не будет, а тебе бы пожить еще чуток не помешало....о-о-о-о
Ответ на вопрос про местонахождение мага парализовал. Молоточек в голове отстукивал секунды до стремительного, не слишком грациозного бегства.
Если и надо было изживать что-то в Далрате, то первым делом нужно было расправиться с любопытством. С особой жестокостью.
Звук упавшей на пол чашки не был способен разрушить заклинание, или выдернуть Захарию из транса, в котором он находился. Влажное от местной сырости, но такое горячее, что капли оседающие на нем, испарялись и клубились вместе с Тьмой, тело не шелохнулось. Чашка не разбилась, а с неприятным скрежетом покатилась прочь, царапая пол. На мгновение ярче вспыхнули свечи вокруг алтаря. А потом маг повернул голову и его черный, как казалось из-за расширенных зрачков, взгляд остановился на молодом эльфе. Губы дрогнули в усмешке.
Разве кот не предупреждал маленькую мышку, чтобы она держалась подальше от этого места? – возникло в голове Далрата, и хотя вторжение было мягким, стало очевидно, что Захария сейчас не совсем Захария. Будто манера говорить изменилась. – Иди сюда, - вампир сел, выпрямив спину. – Иди сюда, - повторил он, наверху скрипнула и захлопнулась дверь, отрезая пути к побегу. За спиной Далрата возникла иллюзия: нечто бесформенное, нечто неосязаемое, но это нечто, тем не менее, умудрилось ощутимо подтолкнуть эльфа в спину, не давая тому устоять на ногах и ступеньках. Будто сам господин Мрак подрабатывал конвоиром.
Возможно, Ос упал бы, если бы сильные руки графа, который за это время умудрился встать, не поймали его в свои объятия. Сжав всего на мгновение, мужчина с легкостью приподнял любопытного эльфа над полом, перехватив под колени, и отнес на алтарь, укладывая на неожиданно удобное ложе. Сам он присел рядом, совершенно бесцеремонно, медленно раздевая Далрата. Он не рвал одежду, не применял силу, не причинял боли. Рубашка и штаны были отброшены в сторону на какой-то ящик, где уже лежали вещи самого графа. Мужчина прикрыл на мгновение глаза, а потом открыл их, такие же черные и пустые.
А теперь, - внушил он Далрату, - перестань бояться, мой маленький десерт.
Обжигающе горячая ладонь прошлась над телом Оса, не касаясь его. С губ Захарии слетело заклинание, и нежная кожа покрылась инеем, мгновенно замерзшие соски были скованны льдом особенно щедро. Прохладная рука легла на член эльфа, оглаживая его от основания до головки. Рука эта постепенно нагревалась то ли от трения, то ли граф сам контролировал температуру. Движения ладони были ритмичными, немного резкими и волнообразными.
Знаешь ли ты, что если мы сольемся на этом алтаре, я уже никогда не отпущу тебя, потому что сама Тьма повенчает нас? – спросил Захария на задворках сознания Далрата и, склонившись, стал слизывать иней с живота эльфа, не переставая ему дрочить. Это продолжалось целую вечность и стало создаваться ощущение, что и не граф вовсе, а какой-то дикий зверь поймал некое существо и пробует его на вкус, прежде чем вонзиться клыками в податливое чрево.
Граф дышал бесшумно, его веки были прикрыты, он едва слышно рычал, обнажая клыки, и рык этот был каким-то горловым, как могло быть только у немого. Его язык скользил по коже, раздражая ее, посылая приятные импульсы куда-то внутрь. Каждый мускул его сильного тела был напряжен, а огромная плоть давно налилась каменным возбуждением и покачивалась при каждом движении. Комната постепенно теряла очертания, ее заволокло туманом, а свет свечей буквально ослеп. Создавалось ощущение, что алтарь, на котором они расположились, падал в бездну.
Привыкший часто бегать от всего, что способно навредить его хрупкому представлению о мире, Далрат неожиданно для себя не мог пошевелиться. И дело тут было вовсе не в магии, даже не в страхе, а в чем-то более глубоком, но пока неосознанном. Он смотрел на Захарию, чувствуя, как слабеют ноги, теряется связь с реальностью, но не противился этому, обратившись в слух и зрение. Эльф наблюдал, по привычке чуть склонив голову, как созерцал бы картину, угадывая в ней руку мастера, только чувствами прислушиваясь к сюжету, не думая и не запоминая. Чьи-то невидимые, ледяные ладони сжали его сердце, когда Захария заговорил. Это были чужие слова, чужие глаза – неузнавание толкнуло эльфа в грудь, отчего он, наконец, почувствовал воздух в легких, ощутил, что обладает телом (которое неплохо бы сохранить). Непроизвольно Далрат попятился, но было уже поздно. Сильнейшее волнение, резанувшее по нервам, тут же спряталось под кожей мелкой дрожью, когда эльф понял, что бежать некуда.
- Я...я, - так и не произнесенные оправдания, когда губы почти касаются шеи графа, и так страшно обернуться. В этих горячих руках было спокойнее, чем в одиночестве на сырой лестнице без пути к отступлению. Далрат чувствовал знакомый запах Захарии, напоминавший о ранней осени, но никак не мог забыть чужие глаза, поэтому старательно прятал взгляд, уткнувшись лбом в плечо вампира. Его холодные ладони в нерешительности уперлись в грудь графа. Мыслей не осталось, как не остается следов на песке, когда мощная волна накрывает берег, превращаясь в пену и брызги. Он не сопротивлялся, не говорил, не думал, разрешая сильным рукам нести его, снимать одежду. Непослушными пальцами Далрат отвел руку графа и сам расстегнул последнюю пуговицу, чтобы сразу после поднять глаза и, наконец, встретиться с чужим взглядом. Испуганный эльф, который всё делал вопреки. Вопреки мнениям других, вопреки статусам, вопреки обстоятельствам. И только это «вопреки», дававшееся робкой натуре с невероятным трудом, толкало его вперед, обнажая всё то, на что он в действительности был способен, чего больше всего хотел.
И эльф отпустил себя, чувствуя, как испуг переплавляется в желание. Он смотрел на обнаженного графа, дрожа уже по другому поводу. Захария, возможно, не придавал этому никакого значения, но Далрат тонко чувствовал и запоминал каждое прикосновение вампира: когда тот помог спуститься с лошади в первый раз, нес на руках с ярмарки, перехватывал запястья, приобнимал за плечи. Всё это копилось, острыми, яркими вспышками возникало в памяти, отзываясь томлением в груди, внизу живота, ускоряя бег крови.
Далрат выгнулся, втягивая воздух через стиснутые зубы, когда холод обдал его угловатое, неловкое тело. Ладонь сжала край алтаря, отчего побелели пальцы. Острое, невероятное, сладкое стрелой прошило позвоночник – эльф прикусил губу, приглушая стон, толкнувшись в руку Захарии. И еще раз, пока не отдался весь движениям чужой ладони. Прерывистое дыхание вырывалось из тесной груди, немедленно короткими, нервными глотками воздуха пытаясь вернуться обратно в легкие.
От горячих прикосновений таял иней, а вместе с ним остатки разума. Далрат запустил пальцы в волосы вампира, с силой сжимая их, оттягивая, прижимая голову графа к своему животу, отпуская…. Он чувствовал возбуждение Захарии, слышал, видел его, и оно подстегивало, заводило еще больше. Если бы вампир сейчас решил выпить своего эльфа до последней капли, ему бы никто не помешал. Всё, чего хотел сейчас Далрат, это всем своим телом чувствовать Захарию, впустить в себя. Эй, Тьма, разве нужно твое разрешение, чтобы забрать себе этого немого мага? Разве это место, это время могут что-то определить? Отдаваясь сейчас Захарии, эльф знал одно – он уже связан с этим вампиром по доброй воле и отпускать его не намерен.
Сколько времени прошло? Потерявшись, уже не помня себя, Далрат царапал ногтями алтарь, прикусывал собственную руку в надежде сдержаться. Он забыл с кем он и где, чувствуя только ослепляющие толчки приближающегося оргазма. Его затягивало в бездну, где не было имен, и это падение всё ускорялось. Эльф неожиданно властным движением поднял голову Захарии за подбородок, чтобы впиться алчным, жестким поцелуем в губы вампира; но взгляд открытых серых глаз, видящий напротив лишь мрак, умолял, ласкал, любил. В последнюю секунду поцелуя Далрат громко застонал в губы вампира, жарко, с силой обнимая за плечи, прижимая к себе. Крупная дрожь прошла по телу – эльф запрокинул голову, открывая напряженную шею, выгибаясь от судороги оргазма. Он не контролировал себя, впиваясь короткими ногтями в плечи графа, царапая кожу. Ощущение стремительного падения испарилось, оставив трепещущее тело эльфа, лишенное мыслей, ослепленное, в руках Захарии или того, кто им только претворялся. Это было сейчас неважно. Он не впускал в себя Тьму, уже не замечал её. Она тоже была неважна. Знакомый запах ранней осени - вот то первое, что почувствовал эльф, возвращая себе первые призрачные мысли.
Отредактировано Далрат Ос (2013-12-18 03:02:29)
Эльф выгибался под его ласками, не пытался сопротивляться, или злить и дразнить Тьму попытками побега, или мольбами прекратить. Нет он был искренне вовлеченным в процесс, о чем говорили его вскидывающиеся бедра и цепкие пальчики, забравшиеся в волосы темного мага. Дыхание молодого компаньона сбилось, растерялось, рассеялось в сырости подвала, тело покрылось капельками воды.
А граф все не останавливался, не только вылизывая нежную кожу, повинуясь несмелой, но уверенной руке Далрата, но и потираясь об этот пышущий жизнью бархатный цветок щетинистой щекой, натирая, дразня раздражая. Именно поэтому вечность спустя он ощутил, как быстрее забилось сердце, как задрожал животик, прижатый к его губам, как скорее побежала кровь по венам юного существа, как запульсировал красивый ровный и очень горячий член в его ладони.
Черные глаза оставались раскрытыми до последнего мига, до последней капли. От них не укрылось ни то, как мелкие эльфийские зубки терзали ребро собственной ладони, ни то, как скребли волнительно ноготки по алтарю. Тьма поддалась на рывок, покоряясь в этот раз, чтобы потом однажды забрать долг. Но сейчас их губы слились в столь желанном поцелуе, инициированным эльфом. Захария почти моментально перехватил эту инициативу, выпивая стон, сорвавшийся с губ Далрата, накрывая своим его обнаженное, бьющееся в оргазме тело, впитывая каждую эмоцию. Язык мужчины проник в рот, его зрачки возвращались в нормальное состояние, его руки теперь уже ласкали, а не сжимали до боли, оставляя синяки. Его язык, медленно тягуче, томно изучал рот. Он не казался шокированным, или рассерженным, хотя и рычал гортанно, потому что ногтями Ос, сам того не ведая, разрывал его кожу, царапаясь, как дикий кот. Его член терся о перепачканный в семени живот эльфа и граф очень быстро догнал своего, теперь видимо, любовника в пике наслаждения.
Глупое, безрассудное существо, - возникло в голове Далрата, когда мужчина сначала осел на него всем своим весом, изливаясь, а потом сполз ниже, без всякого стеснения слизывая их смешавшуюся сперму с тела молодого компаньона. – Тебе несказанно повезло, что я не ушел слишком глубоко в транс, - прозрачные глаза смотрели строго, но насмешливо.
Тьма в подвале рассеялась, дверь на верхнем лестничном пролете распахнулась и бледный рассвет шумом дождя ворвался внутрь, окрасив ступеньки. Захария потянулся, как огромный зверь. Прошелся и затушил все свечи, а потом накинул на себя халат, не утруждая себя остальной одеждой и поморщившись, когда ткань коснулась исцарапанной спины. Сев на алтарь, он взял Далрата за руку и поцеловал в ладонь.
Почему ты не спишь? – спросил он ментально, - тебя так разбередила баллада, или ты специально искал встречи со мной?
Невыразительный взгляд – это когда он практически не зависит от декораций. Посади сейчас Далрата за стол в каком-нибудь учреждении вымогать из просителей взятку – его выражение глаз было бы таким же, как и на алтаре в подвале темного мага. Как и на краю вселенной. Или во время кражи сахарной плюшки. Волнение из глаз эльфа пропадало быстрее денег из его кошелька.
Сейчас, лежа на алтаре, он чувствовал, как остывает кожа, как приподнялись волоски на ней, как подсыхает сперма на животе, как скромно, как бы вопросительно побаливают будущие синяки. Всё это безучастно фиксировалось его вернувшимся сознанием, как фиксируется бесстрастным ревизором порченное или отсутствующее имущество. Такой же безучастный, ленивый взгляд следил за вампиром, пока тот тушил свечи. В полумраке бледная кожа казалась неприлично белой, как будто эльф уже дышать перестал – такому впечатлению еще немало способствовала полная неподвижность. И алтарь под спиной. Последний вообще начал несколько смущать, когда в голову одна за другой стали возвращаться мысли, напоминавшие пчел-разведчиц. Весь улей еще не долетел – Захария его прогнал слишком далеко.
Да, наверное, повезло. И да, я глупое и безрассудное существо. Граф, от вас ничего не скрыть, - с опозданием подумал не без привычной мягкой иронии. И тут взгляд Далрата упал на обнаженную спину вампира. Эльф приподнялся на локтях, затем сел, все еще не в силах оценить размер нанесенного ущерба.
Какой я… темпераментный. Как стихийное бедствие, - резюмировал про себя, в задумчивости поднося пальцы к губам, легонько барабаня по ним подушечками. Все еще в раздумьях, стоит ли сообщать Захарии о художественной росписи на его спине, Далрат половину фразы пропустил мимо ушей.
- А? – хрипловато, голос показался каким-то чужим. Откашлялся.
Как только смысл вопроса дошел до эльфа, он почувствовал привычный ход мысли – без заторможенности и излишней чувствительности. Хотя все еще сидел голым задом на алтаре темной магии. Ну, кажется, Тьма не имела ничего против.
- Ни то, ни другое. Я даже не знаю, что сказать. Редкий момент, - неловко улыбнулся, забирая ладонь, - наверное, это было что-то из сказок. Когда один герой говорит: «не ходи туда», а второй идет. Это так нужно. Правда, после и начинаются все проблемы, но уж…. В общем, мое появление здесь было обязательным. Оно же случилось.
В этой мутной фразе был весь Далрат, не любящий оглядываться на свои поступки. Что сделано – то сделано.
- Будем считать, что я все-таки спал? - коснулся он губ Захарии в невесомом поцелуе. В этом прикосновении было молчаливое понимание, которым Далрат награждал тех, кого не рассчитывал увидеть завтра в своей постели. О, эльф, конечно, не думал, что этот инцидент означает нечто большее, чем он являлся по факту. Такое относительно легкое отношение к близости неплохо оберегало сердце и нервы (как свои, так и чужие), но вовсе не означало распущенности.
Ос поднялся, внезапно несколько стесняясь своей наготы, подобрал одежду, первым делом натянув штаны. От спешки запутался и едва не упал. Торжество грации.
- Ты…, - первое «ты», произнесенное вслух, - пойдешь наверх? Или продолжишь то, что я прервал?
Граф наблюдал за Далратом внимательно и с некоторым любопытством. Так он изучал сложные механизмы, или поведение животных в саду. Мальчишка, а с высоты возраста Далрат казался ему именно мальчишкой, так вот, мальчишка вел себя очень предсказуемо. Тут было и смущение, и слишком критичное отношение к своей внешности, и обреченность. Эта обреченность говорила Захарии о том, что, прежние любовники Оса «отворачивались к стенке» и засыпали, чтобы в лучшем случае сбежать на рассвете, а в худшем уйти прямо сейчас. Не слишком уверенное «ты» заставило вампира вынырнуть из размышлений.
Ты говоришь о прерванной твоим великолепным оргазмом прелюдии? – возникло у эльфа в голове, - или о моем темно-магическом трансе? – прозрачные глаза насмешливо уставились на эльфа и мужчина поднялся, рывком поймав его в объятия и поцеловав в висок. – Хочешь так быстро сбежать от меня, как предрассветная дымка? Потому что лично я не считаю, что я спал. Как следствие не спал и ты. Потому что если ты, мой маленький сладкий эльфеночек, когда-нибудь скажешь, что в постели со мной так скучно, что можно уснуть, я все-таки отведаю твои ушки.
Затихнув, граф внезапно поднял растрепанного и до конца неодетого эльфа и просто понес куда-то, преодолевая лестницы и коридоры еще не проснувшегося толком дома. Спустя некоторое короткое время оказались они в спальне графа, через которую прошли, чтобы зайти в купальню, где их ждала ванна, наполненная горячей водой, маслами и ароматными травами.
Сильвио знает способы, как удерживать воду горячей часов двенадцать, - пояснил граф, поставив Оса на ноги, - какие-то бытовые заклинания магов огня, - он невозмутимо скинул халат и погрузился в воду, раскинув руки по бортикам и устроив на выступе затылок. – Иди ко мне, Далрат, я хочу, чтобы ты расслабился. Это восхитительное место и средство.
Внешность свою эльф недооценивал – это факт. В силу этого обстоятельства он всегда ставил на ум и обаяние, которые переоценивал – это тоже факт. А имея в наличии еще прекрасное чувство такта, Далрат разрешал своим любовникам уходить по утру и отворачиваться к стенке, по поводу чего не испытывал никаких душевных терзаний, включая веру в фатум. Проще говоря, он верил, что теряют они при этом гораздо больше, чем он. Далрат не любил ограничивать собой чье-то пространство, скорее, он царственно разрешал себя в это пространство помещать (в теории, с практикой было сложнее). К сожалению, ценителей было не сказать, чтобы много – так что эльф научился удобно задавать вопросы и тактично прощать недальновидность партнеров, суетливо собирающихся утром «по очень важному делу». В конце концов, когда «шахта бесперспективна, артель - напрасный труд».
А вот Захария что-то снова навострился сломать алгоритм.
Это была прелюдия? – ну да, именно так он и ломается.
У эльфа не подогнулись колени, не зашлось сердце от радостного предвкушения. Скорее, еще сильнее похолодели руки, а взгляд выразил нечто похожее на недопонимание. И дело тут было не в том, что сказал Захария, а как он это сделал. Он вообще все делал по-особенному, на что реакций у эльфа в запасе просто не находилось. Скажи то же самое любой другой – Далрат бы скривился от «сладкого» и вполне вероятно сослался бы на мигрень, чтобы подтянуть штаны до подмышек и сбежать к себе в комнату. Но не в этом случае. Прозрачные глаза гипнотизировали, а близость вызывала дрожь возбуждения, на виске горел поцелуй – и с этим ничего нельзя было поделать. Сопротивление было сломлено в зачатке.
Ешь на здоровье, - поплыл Ос, сам себя ненавидя за эту одолевшую его слабость.
- Эй-эй, - возмущенным утренним шепотом запротестовал он, вяло пытаясь отбиться от внезапной транспортировки, - отпусти! Пусти, я сказал. Я сам. Слушай, по секрету тебе скажу, у меня есть ноги. К нашей обоюдной радости. Поставь.
Впрочем, какая-никакая воспитанность заставила Далрата поутихнуть, дабы не перебудить весь дом. Тем более, граф, кажется, не тяготился ношей. В связи с перечисленными обстоятельствами эльф возмущенно замолчал. Впрочем, его напряженное сопение весьма красноречиво заменяло слова.
- Ванна? – не удержался он от констатации факта.
Если отбросить в сторону факт расцарапанной спины и связанное с ним сожаление – Далрат любовался. Утренний свет красиво очерчивал фигуру графа. В этой картине присутствовал еще один весомый аргумент, достойный всяческих похвал, который обойти вниманием было просто невозможно. Все вместе вполне обстоятельно отвечало на вопрос, почему у эльфа так быстро пересохли губы.
- Расслабишься тут, как же, - едва слышно пробормотал Ос, прощаясь со штанами после такого недолгого в них пребывания. Он опустился в воду, прикрывая глаза от удовольствия. Да, это определенно было нужно.
- Извиняюсь за прерванную…, мне показалось, что… там много времени прошло, - сбивчиво и как-то даже злобненько объяснил он. В ванной было не развернуться, чтобы забиться от Захарии куда-нибудь подальше (пока он не сломал еще один жизненный принцип эльфа, в чем уже показал себя мастером). Разве что утопиться. Поэтому Далрат опять выбрал свой путь «вопреки», устраиваясь на груди графа, пуская долгий взгляд к потолку.
- Ты никогда не спишь? - сказал в пространство, устало улыбнувшись для себя.
Отредактировано Далрат Ос (2013-12-24 03:23:22)
В сопротивлении ласкам и знакам внимания эльф был невероятно притягателен. Захарии нравилась эта нежность, замешанная на тотальном недоверии к жизни вообще и к вампирской братии в частности. Но он все понимал. Когда фортуна много лет показывает тебе неприличные, неподобающие жесты и задницу, сложно поверить что вот оно - ее лицо, и это лицо повернуто в твою сторону.
Не стоит извиняться, - ответил граф на замечание о прелюдии, - мне приятно, что в свои восемьсот я могу заставить молодого эльфа кончить, просто вылизывая его живот, - он смотрел в глаза Далрата, так удобно и уютно устроившего голову на его плече, и их губы были совсем близко. – Мне хочется доводить тебя до оргазма, пока ты сознание не потеряешь от удовольствия, - внезапно всплыло в голове компаньона, и тут же невозмутимо разбавилось, - и я сплю. Просто несоизмеримо мало. У меня бессонница. Побочный эффект от многолетнего тесного общения с Тьмой. Моему папе не нравилось, что я увлекся темнокнижием, но избежать этого было невозможно.
Прозрачный взгляд был мягким, расслабленным, но по-прежнему гипнотизировал. Захария еще немного повернул голову, потерся губами о губы Оса, лизнул их языком медленно и толкнулся в рот, накрывая его поцелуем. Одна сильная и уверенная рука обняла эльфа поперек груди, а вторая нагло скользнула под воду, устраиваясь меж сдвинутых бедер, протиснувшись легко, добравшись до яичек и принимаясь играть с ними, поглаживая, потирая и сжимая.
Поцелуй длился бесконечно долго, а благодаря своим способностям, граф умудрялся «говорить» всякие пошлости, не разрывая контакта, прямо в сознании Далрата.
Сколько раз сегодня ты хочешь кончить? – спрашивал он, дотрагиваясь кончиком языка до каждого зуба. - Впрочем, это не важно, все, о чем я смею просить, это, чтобы ты не сдерживал себя и получал удовольствие столько, сколько пожелаешь, - его язык вырисовывал узоры на нёбе, - а когда ты будешь совершенно умиротворен, я отвезу тебя в одно чудесное место, - язык щекотал десны и старательно толкался в щеки изнутри. Граф занимался любовью с этим ртом, одновременно ласково его трахая.
Рука, которая щекотала яички, продолжала свое занятие, увлеченно и старательно, обстоятельно и невероятно нежно. Однако чувствовались в этой руке и сила, и опасность. И тайная страсть. Будто в любой момент вампир мог сменить милость на гнев и сжать нежный мешочек болезненно. Но этого не делал. Вторая рука тоже не лежала без дела. Сначала мужчина взял мочало и ласково гладил им живот Оса под водой, смывая следы их предыдущей игры надавливая на самые сладкие местечки, а потом это мочало скользнуло выше и стало поочередно потирать грубоватой тканью потемневшие соски.
Член Захарии уже давно ожил и Далрат очень удачно сидел на нем, однако сам граф не проявлял к своему достоинству никакого внимания, будто ему было интереснее развлекать молодого компаньона, а не развлекаться самому.
Хочешь попробовать моей крови? – спросил он, посасывая распухшие губы любовника и неотрывно глядя тому в глаза.
В твои восемьсот…. Где ж ты был в мои пятьдесят? Вот бы я тебя удивил. Возможно, даже живот вылизывать не пришлось бы, - бойко гульнула мысль о темпераментной юности. Правда от продолжения фразы улыбка эльфа стала какой-то неживой, забытой на лице - он снова впадал в транс от озвученных Захарией перспектив. Говорят, в Ашааме есть умельцы, заклинающие змей игрой на дудочке. Вот этой самой змеей Далрат себя сейчас очень даже ощущал. Он шумно выдохнул, пытаясь прогнать наваждение и ненавязчиво свернуть в сторону светской беседы про пользу сна. И не то, чтобы ему так хотелось говорить, но в этом деле язык его слушался лучше, чем в поцелуях, когда невозможно было прикрыться удалой шуточкой. Запрокинув голову, он впустил вампира, податливо приоткрыв тонкие губы, онемевшие в забытой улыбке. И надо бы вроде что-то такое ловко сказать, чтобы перестать чувствовать себя слабовольным тюфяком - но куда там, когда язык Захарии по-хозяйски уверенно исследует рот, не давая мыслям сгруппироваться.
Эльф нервно дернулся, отчего вода с радостным плеском пролилась за край ванны. Резко открыв глаза, Далрат посмотрел на графа с мольбой и удивлением, когда почувствовал руку между своих бедер. Невероятная уверенность и методичность, с которыми действовал Захария, не давали эльфу опомниться. Промедли граф хоть одну секунду, хоть как-то выкажи он сомнение – всё, этого хватило бы изворотливому уму, чтобы придумать линию защиты. Но этой секунды не было – поэтому осталась одна голая (и в буквальном смысле тоже) искренность. Эльф тихо застонал, приглушенный поцелуем, перехватывая руку Захарии у локтя. И непонятно, то ли это была попытка ее отвести, то ли наоборот. Кажется, Далрат и сам не успел определиться и прийти к консенсусу между своей головой и остальным телом, так охотно его предающим. От прикосновений напрягся живот, пробежала легкая дрожь, стоит ли говорить о других, более очевидных признаках возбуждения?
Что ж ты делаешь, подлец? – взмолился ускользающий разум, обращаясь в первую очередь к Захарии, а потом уже к так откровенно и беззастенчиво посасывающему язык вампира Далрату. Взгляд эльфа стал стеклянным и совершенно пустым, но он внимательно слушал – от слов дыхание становилось глубже, а хватка на локте слабела. Разрешив вампиру владеть безраздельно своим ртом, эльф непроизвольно, едва заметно терся о любовника. Сейчас это был совсем даже не поцелуй – слишком откровенно он отдавался. Обнажилась почти болезненная чувствительность, от которой любое прикосновение Захарии щекотало нервы, царапало светлую кожу, горячими волнами скапливаясь внизу живота. Мочало стало для эльфа неожиданностью, к которой, впрочем, он быстро адаптировался. Как и к руке у себя между ног. Как и к настойчивой, уверенной ласке языка. И все это длилось и длилось, волновало - стало казаться, что больше нет Далрата, а есть кто-то незнакомый, разгоряченный, жадный до прикосновений, возбужденный до исступления. Мечущийся в ловушке, как загнанный, оголодавший зверек, не решающийся воспользоваться доступным выходом.
Вопрос застал этого зверька врасплох и затормозил лихорадочное бегство по кругу. Эльф сглотнул, прикусил губу, слепыми движениями поглаживая под водой бедро Захарии (уже определив, куда деть руки, но еще не добравшись до цели). Далрат пробовал кровь вампира как-то однажды, но с тех пор не доводилось. Да и охотников делиться не встречалось – этой публике проще забирать. Мнение окончательное и сомнению не подлежащее. До этой самой ванны.
- Тьма возьми да, - с напряжением шепнул он глядя на Захарию так, будто вместе с кровью собирался вырвать из вампира кусок мяса. И то ли из чувства мести, то ли просто ради прихоти он потерся ягодицами о член любовника, тонко улыбнувшись уголком покрасневших от продолжительного поцелуя губ.
Отредактировано Далрат Ос (2013-12-25 13:13:33)
Какое красивое согласие, - искренне ответил Захария в голове эльфа и, тихо рыкнув в ответ на движение, протянул руку и взял с тумбочки опасную бритву. Его прозрачные глаза смотрели так спокойно, словно он не вену себе собирался вскрыть, а надкусить яблоко.
Пришлось конечно на некоторое время оставить и мочалку, которая упала в ароматную воду, напитанную маслами, путаясь в травах, столь щедро утопленных в ванне слугой, и конечно же увлекшие его упругие шарики, которые так нравились вампиру с бело-бирюзовым взглядом, тоже пришлось оставить.
Мгновение и холодное лезвие с легкостью прошлось по запястью, а темная кровь закапала в воду, растворяясь в ней, еще мгновение и граф подцепил пальцами подбородок Далрата, поднося запястье к его приоткрытым, распухшим от поцелуев губам.
Пей, - внушил он молодому компаньону, несколько раз сжав и разжав кулак, чтобы кровь бежала быстрее. – Пока не ощутишь, что сыт. И что не можешь больше выносить возбуждения.
Вторая рука легла на член эльфа, попутно огладив яички и чуть сжав их. Ловкие пальцы обняли красивый ствол, будто это был музыкальный инструмент, и Захария принялся перебирать ими, постукивая легонько, а потом и вовсе задвигал рукой вдоль ствола. Смазка не требовалась для этого медленно-тягучего сеанса дрочки, в воде было достаточно масел. Впервые граф подумал про себя, что эта ванна просто создана для подобных игр. Но никогда прежде он не приводил случайных любовников в свой дом. Впрочем, Далрата его немой язык не поворачивался назвать случайным. Рука все ускоряла темп, пальцы умудрялись играть с головкой и дразнить уздечку. Вампир чувствовал, что возбужден бесконечно сильно, потому не чурался тереться тяжелым внушительным стволом о ягодицы эльфа, но он так же знал, что его мальчик, утоляющий любопытство и жажду сейчас в разы возбужденнее и взволнованее, чем он сам. А потому он ни на секунду не забывал об удовлетворении этого хищного, диковатого котенка, у которого есть и коготки и зубки, но который так трогательно умеет лакать молочко.
О чем ты только думаешь…, - пронеслось в голове, и мужчина зарычал гортанно, не отрывая взгляда от раскрасневшегося любовника.
Ты невероятно, прекрасен… - вырвалось у него как-то само собой и влилось в разум Далрата.
Как это ни странно в мире, где кровь фактически является товаром, эльф все никак не мог привыкнуть к ее виду. Нет, он не терял сознание, не впадал в прострацию и не бегал в суетливом ужасе, вопя про лекаря. Скорее, он верил, что всему свое место – крови, например, по установленному космическому порядку следует находиться в теле, а не за его пределами. Но был в этом убеждении момент, отдававший лицемерием, – от одного вида крови любое, даже самое законопослушное и мирное существо чувствует затаенное возбуждение. Это происходит само собой и не подвластно разуму. Поэтому простой жест Захарии, совершенный без какой бы то ни было сильной эмоции, защекотал нервы, заставил приоткрыть рот в тревожном ожидании. Он жадно накрыл рану губами, когда граф поднес свое запястье, едва слыша слова, не думая о сказанном ни секунды. Крови было пугающе много, она сразу наполнила рот – первый судорожный глоток, лишенный осознания возвышенности момента. Возможно, у вампиров и были какие-то градации на тему сортов этого бардового напитка, но вот для существа «не пьющего» кровь всегда оставалась кровью с ее кисловато-резким вкусом. Это было как с вином, когда Далрат не пытался насладиться ароматом или прочувствовать букет, его стремление к результату обычно пересиливало всё остальное. После первого глотка эльф начал тревожить рану языком, уже высасывая новую порцию. Его сознание поплыло, уши загорелись, осталось только одно сердце, бешено мечущееся в груди, да сбивчивое дыхание, которое бывает у существ замерзающих, отчаявшихся получить тепло и готовых за него убивать.
Эльф застонал от прикосновения Захарии к члену, в отместку наградив вампира сильным укусом по краям пореза. Жестокость, которая обычно таилась за привычной маской вежливости, оголилась во всем своем жутковатом великолепии. Далрат терзал место пореза зубами, сдавливал губами, выжимая все соки, и никак не мог насытиться. Граф как будто подменил собой воздух, воду, любые мысли. Взял в изматывающую, болезненно-сладкую осаду. Чувствительность обострилась в разы, усиливая каждое движение ладони по члену. Тело, лишенное остатков разума, двигалось само, импульсивно, так, будто Захария уже был внутри, имея своего эльфа. Далрат чувствовал тяжелое возбуждение вампира, его дыхание – и это нравилось, дразнило, хотелось большего. Он выгнулся в пояснице, прижимаясь к паху любовника, провоцируя, играя со зверем, кровью которого так щедро угощался. Если бы сейчас Далрат не был занят плотоядным насыщением, в которое вливал весь свой безграничный темперамент, Захария вполне мог лишиться кожи на доступных участках.
Внезапно сильная судорога прошла по телу, Далрат захлебнулся стоном, до синяков сжимая пальцы на руке вампира чуть выше пореза. Волна горячего всепоглощающего оргазма накрыла его с головой – мир рассыпался на тысячи ярких вспышек. Напряжение толчками вырывалось из тела, опустошая его до последней капли. Когда прошла последняя угасающая судорога, Далрат, обессиленный, трепещущий, упал на грудь Захарии, затихнув на несколько долгих, пустых секунд. А через это короткое время граф почувствовал на своем члене аккуратное прикосновение, плавно перетекшее в ускоряющиеся движения ладони по стволу. Эльф пытливо наблюдал за реакцией, все еще слыша громкие удары собственного сердца.
Отредактировано Далрат Ос (2013-12-28 20:45:15)
Болезненная тяга к созерцанию никогда не оставляла его, но и не мучала, подобно кошмарам, не пугала, не сводила с ума. Граф любил смотреть и наслаждался тем, что видел. Эльф пил его, будто оголодавший вампир, становясь все яростнее и агрессивнее с каждым глотком. Пусть не клыки, но острые зубки впивались в горячую разорванную рану. Сердце Далрата стучало так, будто вот-вот готовилось выпрыгнуть из груди, и Захария слышал каждый толчок, он всем телом ощущал, как бьется, бурлит кровь в жилах перевозбужденного любовника. Укусы сменялись зализыванием, зализывания - посасыванием, а посасывание - укусами. Похоже, что молодое и голодное до внимания и ласк создание просто не выдержало соблазна. Руке было больно, но не настолько, чтобы выть, к тому же собственный каменный член и тяжелые яйца ныли так сладко, что какой-то там дискомфорт в запястье не был поводом жаловаться. А зрелище…
Эльф был прекрасен, раскрасневшийся до кончиков ушек, с обезумевшим взглядом, с губами, перепачканными алым, со вспыхнувшими румянцем щеками. И этот персиковый член теперь навсегда останется одним из фетишей графа.
Мой милый мальчик кусается, - не осознанно, но как-то восхищенно ворвалось в голову Далрата. И, хотя, слова, всплывавшие в сознании, обычно не имели интонаций, восторг Захарии должен был ощутиться на каком-то эмоциональном уровне. Ему нравилось, что юное создание в его руках не было слишком уж домашним в вопросах страсти.
Ничто на свете не могло бы сейчас отвлечь мужчину от этого странного процесса кормления любовника. Упругие ягодицы того старательно терлись о разгоряченную плоть вампира доводя до ручки. Он всем своим естеством ощутил, каждую судорогу оргазма Оса, когда тот вскрикнул, едва не ломая графу руку и кончая так сильно и бурно, словно падая с обрыва и замирая, разбившись о мощную грудь Виже-Лебрена.
И снова Захария не отводил взгляда, голодным и жадным зверем изучая пойманную, но не поверженную добычу. Шаловливая рука под водой заключила его член в плен сначала легких, а потом мстительно цепких «объятий», Далрат смотрел ему в глаза с вызовом и его изящная мордашка, которая так нравилась мужчине, будто заострилась и, перепачканная в крови, казалась почти хищной. Граф прищурился, закусив губу, а потом опустил окровавленную руку в воду, зная, что так регенерация пойдет быстрее, потому что одно из масел точно лечебное. Второй рукой, он подтянул Далрата выше за затылок, сгребая волосы, сжимая их в кулак и целуя глубоко и жадно. И, наконец, отпустил себя, в полной мере отдаваясь на волю рук молодого компаньона.
Кончал он дико, с животным рычанием, толкаясь языком в рот эльфа, но, не кусаясь, а только едва-едва щекоча клыками. Когда он отпустил Далрата, тяжело дыша, то откинул голову на бортик и обнял мальчишку нежно и крепко, с той же непоколебимой уверенностью и силой, с которой снимал того со ступеньки кареты или просто подхватывал ненароком на руки.
Я хочу свозить тебя в лес, в одно очень красивое место, - лениво внушил Захария Осу, - тебе возможно понравится.
Его руки скользили по телу молодого существа, медленно, волнующе ласково, так, будто всю жизнь занимались только этим. Гладили Далрата Оса.
Граф в своей страсти созерцать был не одинок. Вот сейчас Далрат совершенно приготовился насладиться зрелищем дел рук своих. Это был своеобразный десерт, которым он хотел себя побаловать после того, как утолил основной голод. Некий реванш за недавнюю потерю самоконтроля. Будем честны, ему чрезвычайно льстило такое повышенное внимание графа,… а также его размер и твердость. Ладонь скользила по члену, захватывая головку – эльф как-то плотоядно улыбался уголком рта, щуря серые глаза. Пожалуй, сейчас он действительно походил на некоего дикого зверька, бездумно и опасно играющего с кем-то намного сильнее его самого. Во взгляде, направленном на Захарию, смешались азарт и восхищение, пожалуй, любование. Он не мог себе признаться, но испытывал тщеславие, ловя новое выражение глаз вампира. То была тонкая, вибрирующая страсть, от которой перехватывало дыхание. Страсть, предназначавшаяся только ему.
Но рука на затылке и последовавший поцелуй прервали это пиршество… или продолжили. Тут как посмотреть. Далрат безвольно прикрыл глаза, снова потерявшись, слишком быстро капитулировав перед напором графа. Единственное, что ему хотелось – это доставить удовольствие не меньше того, что он пережил сам, довести до точки, заставить быть слабым в момент наслаждения. И самому насладиться этой своеобразной победой над сильным и гордым существом.
Финал был прекрасен; эльф как-то судорожно вдохнул, только сейчас с затаенной нежностью отвечая на угасающий поцелуй, перехватывая инициативу мягко и ненавязчиво. Тяжелое дыхание любовника, его уверенные прикосновения - лучшая награда. Удовлетворение и спокойствие в объятьях Захарии переполняли эльфа ласковой негой. Если бы сейчас на мир обрушился камень с неба размером с Мактуп – плевать. Кстати, был бы неплохой повод умереть счастливым. И со всеми – не так обидно.
Опять какая-то чушь в голову полезла…, - закатил глаза Далрат со светлой улыбкой на губах. Он дышал ровно, умиротворенно; фраза Захарии потерялась где-то в ленивом сознании и парила облачком, не поддаваясь анализу.
- Ммм…, да, - выдал он как возможный визитер города, не очень хорошо знающий язык и на всякий случай соглашающийся со всем из вежливости.
- Погоди, лес? – встрепенулся эльф, когда облачко все же обрело очертания, - Сейчас? А, впрочем, я готов и в лес. И сейчас. И через час. И хоть пешком. Мне очень понравилось. В смысле, понравится. Я думаю. И…
И, кажется, я этим словоблудием компенсирую отсутствие правильного, красиво оформленного заключения, в котором томно и откровенно признаюсь, как мне было хорошо.
-… Поехали, - подвел он итог, с затаенной печалью признав себя ничтожным поэтом раз и навсегда.
Но сказать – не значит сделать. Слишком разнежился он в чутких объятьях графа. Потребовалось немалое усилие воли, чтобы заставить тело двигаться.
Захария вновь открыл глаза и наблюдал за молодым любовником. Тот был потерян в послеоргазменной неге и парил в ней, как большая белая птица. Такое сравнение, по крайней мере, пришло в голову графу, едва он прислушался к невинной болтовне Оса.
Наверняка, думать о лесе сейчас было для Далрата диким, невозможным. Как вообще можно куда-то тащиться, когда ты только что напился крови своего вампира и теперь расслабился в его объятиях. Сейчас только в постель и спать. Но граф знал, что почему-то именно сейчас стоит им покинуть стены дома, а не забираться под одеяло. И не важно, какая погода на улице, или, насколько сильный шторм на море. Важно просто не терять этот день. С одной стороны, это внешне не вязалось с натурой графа. Спокойствие, размеренность жизни, отсутствие страстей. Но кто сказал, что этот мужчина холоден? И кто сказал, что холод, это только вечная мерзлота? А вьюги? Снежные бури в горах? Лавины? Все это не берется в расчет?
Мне тоже очень понравилось, - отозвался Захария, поднимаясь из воды и помогая подняться Далрату. Оба были мокрые, разгоряченные, их тела были облеплены травами и листьями, которыми щедро была наполнена ванна. Мужчина наклонился, взял кувшин и зачерпнул воды из бочки, выливая себе на голову и смывая дары природы, а потом занялся эльфом, поливая его тонкой струйкой и придерживая одной рукой за талию. Весь этот процесс он не отводил взгляда от серых глаз любовника и периодически целовал того в губы, короткими поцелуями. Рана на руке уже не кровоточила и не раздражала. Когда процесс омовения закончился, Захария выбрался из ванны и подал руку Осу.
Тебе стоит взять один из моих халатов, - внушил он эльфу, - чтобы дойти до своей комнаты и одеться, я тоже оденусь и отдам распоряжение насчет лошадей и провизии. Думаю, мы перекусим прямо на природе. Поедем без кареты, зачем нам третий лишний кучер? Это же лес.
Эльф умылся, преследуя этим действием сразу две цели: избавиться от пятен крови, если такие были, и хоть на секунду скрыться от взгляда графа. Слишком внимательного, под которым немедленно хотелось начать оправдываться. Тьма его знает почему. Растерзанный порез на руке с парочкой отметин от цепкой лапки эльфа, расцарапанная спина… - все это как бы намекало на ответ. Они оба выглядели так, будто недавно сцепились в непродолжительной драке, а не наслаждались обществом друг друга. И это еще был явно не предел.
Далрат с благодарностью воспользовался помощью графа, лихо шлепнув мокрой ногой об пол, чуть не поскользнувшись от этой своей внезапной прыти. В голове еще гулял ветер, лениво гоняя одинокие, безумные мысли, в животе поселилась пустота, а глаза чесались от недосыпа, но от планов он отказываться не собирался, хотя они и требовали определенных усилий. Главная причина – бегство. Привычно спрятаться во сне, а потом на свежую голову внушать себе и Захарии, что произошедшее – дело житейское и вовсе не требует со стороны графа никаких дополнительных издержек в виде цветов, или что он там еще придумает. Так бы было. Но хватит. Пора себя отпустить. Если слишком много страховаться, то можно превратиться в Инэля с его бесчисленными замками на дверях, в которые уже никто никогда не войдет. Да и кому нужен испуганный параноик?
И о чем ты думаешь, существо с невероятными глазами?
- Ну, мало ли, вдруг мы древесиной начнем запасаться. В такой ситуации третий лишний – это не третий лишний, а дополнительная пара рук. Но это так, не обращай внимания…, - немножко виновато улыбнулся Далрат, - я согласен, что можно верхом. Неплохо бы проветрить голову.
И, подумав, поцеловал Захарию. Как будто ложку из его столового сервиза своровал.
- Встретимся тогда внизу.
Когда Далрат добрался до комнаты, он завалился на постель лицом в подушку и, кажется, перестал дышать. Воля его испарилась, а тело привычно готовилось прыгнуть в сон. А тут еще этот халат, который хотелось снять с себя, обнять и уснуть. Но мысли о пережитом тревожили, дразнили, дергали обратно в реальность. Эльф знал, что где-нибудь через полчаса бодрость все же вернется, так что следует поставить себя на ноги.
Кое-как собравшись, он спустился вниз и вышел на крыльцо. Дождь его не беспокоил, впрочем, его сейчас вообще мало что могло обеспокоить. Некое благостное умиротворение наконец наткнулось на эльфа и поглотило его. И сколько же долгих лет они не виделись. Если вообще были знакомы.
Захария ощущал себя странно. Поцелуи украдкой, взгляды. Он будто вернулся в юность, которой у него никогда не было. Прикрыв глаза всего на мгновение и позволив себе задуматься о происходящем, граф тут же мотнул головой, отгоняя все ненужные размышления и отправился в спальню.
Строго говоря, Захария умел быть галантным, вежливым, обходительным. Но прежде он никогда ни за кем не ухаживал. И теперь, когда у него был Далрат, он действовал исключительно полагаясь на интуицию, личностные качества и кодекс. Ну и на свои желания, конечно. Это немного сбивало с толку, но с другой стороны то, что выдержка выработанная годами не дала слабину, и вампир по-прежнему контролировал ситуацию, успокаивало его.
У себя в комнате Захария оделся, перевязал запястье, предварительно намазав его заживляющей мазью, прихватил пару кинжалов, кошелек и вышел на улицу. Дождь практически прекратился, но сырость, которую он оставил после себя, забиралась под одежду. Странно, но граф любил такую погоду больше всего, природа была свежей и совершенно раскованной.
Люблю лес после дождя, - он почти бесшумно подошел к эльфу со спины, крепко обнимая его за талию и целуя в кончик уха, - там чисто, влажно, как-то очень свободно. Ты дышишь полной грудью, хочешь раздеться, слиться с природой.
Захария развернул Далрата к себе лицом и заглянул в глаза своим прозрачным взглядом.
Ты же не из пугливых, мы едем не совсем в Лес Добра и Света. Скорее в Очень темный лес, - внушил он собеседнику, прижимая того к себе, - там есть очень красивые места, одно из них просто создано для того, чтобы подышать там воздухом угасающего лета.
Коротко поцеловав эльфа в висок, граф перехватил его за руку и потянул к конюшням, где сначала «одел» своего коня, а потом помог Далрату с его лошадью, попутно заметив:
Может стоит приобрести тебе другого скакуна? Эта девочка в любом случае твоя, но может ты хочешь кого-то побыстрее и попроворнее?
Они выехали с территории поместья и теперь направлялись в сторону реки Крови, за которой располагался Лес Добра и Света, граничащий с Очень темным лесом. В отличие от Сильвио, Захария не пытался обогнать Далрата, или устроить бешенные скачки, он привычно двигался на полкорпуса впереди и не оглядывался.
---->>> Очень темный лес » Водопад Мрака и Света
Отредактировано Захария Виже-Лебрен (2014-01-13 13:10:34)
За пару секунд до объятий сквозь пелену ленивых мыслей Далрат услышал приближение графа и ждал его, не оборачиваясь. Он запрокинул голову, касаясь затылком плеча Захарии, прикрыл глаза, улыбнувшись. В этом движении сквозила сонная доверчивость, с которой дети обычно слушают сказки, не подозревая, что между ними и реальностью есть некоторое существенное расхождение. Воздух уже здесь был ароматным, чистым, в силу чего нарисованные Захарией картины представлялись еще более привлекательными. Лес – вроде бы родная стихия, но какая-то почти забытая. Слишком много сил забирает город.
Он охотно повернулся лицом к графу, удобно расположив ладони на его спине.
Не пуглив? Мне кажется, я всегда в ужасе. С того самого момента, как в первый раз после рождения огляделся. Но с природой это никак не связано, - ужом скользнула мысль и осталась неозвученной. Потому что к настоящему моменту не имела никакого отношения. Темный лес для того, кто бывал только на окраине и то от силы минут двадцать, не кажется страшнее портовой таверны. А в последней Захария себя зарекомендовал как надежная страховка от внезапной смерти. Так что…
Он только кивнул на слова графа, вполне доверяя его выбору. Да и задумчивое, почти нежное настроение никак не способствовало озвучиванию мыслей. Собственно, мыслям тоже. Когда Захария сделал движение к конюшне, эльф на секунду уперся, пытаясь вернуть графа на исходную. Он бы еще вот так постоял на крыльце во имя собственной прихоти, но пришлось быть вежливым.
- Чтобы еще чаще и интенсивнее падать? – коротко рассмеялся в ответ на предложение, - нет, мне кажется, она не потерпит измен. Для меня она прекрасна уже хотя бы потому, что была первым твоим подарком. После стакана вина. И жизни, разумеется, - как бы между прочим добавил, усаживаясь в седло, - Кстати, я так и не дал ей имени. Досадное упущение.
В дороге эльф всегда чувствовал себя как-то особенно хорошо – дух бродяжничества у существа, долгое время пробывшего без постоянной крыши над головой, все же был силен. Усталость недосыпа мягко трансформировалась в призрачную легкость, вбиравшую в себя свежесть звенящего чистотой воздуха.
--->>> Очень темный лес » Водопад Мрака и Света
Захария не усмехнулся, не улыбнулся, не обернулся, он продолжал ехать в том же темпе, несмотря на детское обвинение, догадку, брошенную в спину. Он долго-долго молчал, будто задумавшись, будто вообще не слышал вопроса. А потом внезапно очнулся.
Разумеется, я осмеливался надеяться, что подобное исполнение непременно тебя тронет, Далрат, но, поверь, я не пробую читать мысли других существ, всплыло в голове эльфа, более того, никогда не пробовал развить эту способность. Не вижу смысла. Страшно жить в мире, где ты знаешь, кто и что думает. А подслушивать искушение велико. Но возвращаясь к теме нашей беседы. Я не преследую никаких целей, мой мальчик, каждый мой поступок, это не логически выверенная изобретательская схема. Это просто поступок. Хотя, возможно, тебе может прийти в голову, что и в драку в таверне я ввязался специально. Я понимаю и не обижаюсь. Во-первых, чувство обиды незнакомо мне уже очень давно. Во-вторых, жизнь не давала тебе поводов думать, что кто-то не держит кукиш в кармане вместо куска хлеба для тебя. А если это все-таки хлеб, то, скорее всего очень дорогой. Грубоватое и неказистое сравнение, но полагаю, верное.
Они въехали в поместье, а когда проезжали мимо могилы Лорэлея, граф внезапно пришпорил коня и спешился. Он подошел к надгробию и поднял с него потрепанную игрушку и продемонстрировал ее Далрату. Это был зайчик, набитый соломой, порванный во многих местах. К зайчику прилагалась записка, написанная несмелой рукой с кучей ошибок на кусочке коры явно старыми чернилами.
«Памагити маему зайчеку. Он пиристал гаварить»
Захария отдал записку молодому компаньону, окинул взглядом могилу младшего отца, на которой отчего-то не было высечено портрета, сунул игрушку в карман и взобрался на коня. Вскоре лошади добрались и до самого дома.
- Ну, я вам скажу, и погуляли вы, - сказал вышедший на крыльцо Сильвио, он одновременно зевал и чесал за ухом. – Сутки уже прошли почти, а вы как уехали в лес, так и поминай, как звали. Даже провизию не взяли.
Не ворчи, - панорамно обратился к слуге граф, - мы устали, спать хотим.
- Знаю, я ваше «спать хотим», - проворчал Сильвио, забирая лошадь у спешившегося хозяина, и обращаясь к Далрату, будто жалуясь, - подремлет пару часиков и потом бродит по дому как тень предков.
Захария усмехнулся, он подошел к лошади Оса и стянул того с нее, прижимая к себе, заглядывая в глаза.
Хочешь спать со мной? Или тебе надо подумать и побыть наедине с самим собой? – поинтересовался он лично, его прозрачный взгляд был мягким и спокойным, а рука мягко скользила по спине собеседника, поглаживая.
Вы здесь » Безмолвие богов » Архив отыгрышей » Владения Захарии Виже-Лебрен
