Зазывала позволил юноше сунуть руку в прозрачный шар с номерками и вытянуть один.

[dice=1936-1:10:0:]

Добро пожаловать, Кристофер, на Колесо Обозрения.

[dice=7744-1:10:0:]

Мариус, добро пожаловать в зеркальную комнату.

[dice=17424-1:10:0:]

Гландиаль, добро пожаловать в зеркальную комнату.

---->>> Замок Морта » Гостиная

- Твой, только твой, только с тобой, - шептал Луис исступленно, наблюдая за своим Зверем, любуясь тем, как вырывается из глубин сознания Ашера Тьма, как неуловимо, но стремительно изменяет она его, превращая в монстра.

Мрак заполнял карету изнутри, обращаясь в белые хлопья тумана, клубящегося уже не только изнутри, но и снаружи. Дождь, моросящий на улице, не мог никого обмануть, ибо было совершенно очевидно, что туман разливающийся по улицам Мактупа отнюдь не природного происхождения.

Император гневался, гневалась и погода. Едва забрезживший рассвет поглотил столп темноты, погружая город и его окрестности в ночь.

Перед Луисом уже не было спокойных и всегда выдержанных черт властителя, но перед ним была та тварь, что создала его. И это существо эльф обожал не меньше уравновешенной его стороны. Эльф любовался своим мужчиной, все больше походившим на древнее божество, опасное и вечное.

Челюсти чудовища опасно клацнули, слюна брызнула на шею, зашипев ядом и отравляя нежный бархат кожи. Перевозбужденную куколку стащило с разгоряченной плоти, заставляя вскрикнуть, резко развернуло и пихнуло вперед так, что Луис едва успел выставить руки и упереться ладонями в обитое кожей кресло кареты, чтобы не упасть.

Им овладевали, как самкой, жестоко, бескомпромиссно, не спрашивая о желаниях, не видя запретов. Огромный тоже преобразовавшийся член вонзался в нежную, но уже растерзанную кишку, разрывая, натирая ее. Ашер заявлял и подтверждал свои права на этого эльфа, а сам эльф сгорал от страсти и боли, разбрызгивая смазку и кровь. Он корчился в сладких муках, кричал, наказываемый за чужие ошибки и испытывал от этого неземное удовольствие, отпечатывающееся в подсознании.

Тварь подгоняла его упругим хлестким хвостом, понуждая шевелиться быстрее, и Луис дугой выгибал спину, едва ли не ломаясь пополам, отклячивая зад, вскидывая его вертикально и с невероятной скоростью нанизываясь на поршень, гуляющий в разгоряченной, хлюпающей, судорожно сжимающейся благодаря спирали кишке. Живот эльфа ходил ходуном, потому что огромная головка таранила его изнутри при каждом толчке. Он уже даже не кричал, а выл, отдаваясь на волю Создателя, ничего больше не соображая, кроме того, что совокупление сие, самое правильное, что вообще может происходить.

В груди завращался, зашевелился рой бабочек, которые отделялись от его идеального тела, вырывались из-под кожи, вытекали из вен, выпархивали из распахнутого в очередном вопле рта, вползали из носа и глаз, покидая карету, чтоб позавтракать. В ушах Луиса стоял стрекот, все тело жгло, будто огнем, было трудно дышать, но все это не было важным. Эльф сливался со своим господином в единое целое и это приводило его в невозможный эйфорический восторг.

Луис умирал и рождался заново, он балансировал на грани сознания, одновременно находясь и в карете и за ее пределами. Он жил и не жил одновременно во все времена. Бабочки кружили над Мактупом маленькими жадными вихрями, голодные и беспощадные. И он был каждой из них одновременно и не был никем. Эльф видел все, что видят его малышки, выбирал самых обогащенных магией существ, ведь ему надо было покормить чудовище, овладевавшее им.

Его хрупкое на вид тело работало на излом, будучи невероятно выносливым. Луис дрожал, извивался, изгибался, сжимал разгоряченную плоть монстра в себе, что есть силы. Огромный член входил так глубоко, что казалось, что головка этого исполина толкается в сердце, подгоняя механизм. Луис не был ни воплощением света, ни магом огня. Но он был той свечой, которая сгорая и возрождаясь подобно фениксу, способна была удержать Ашера с этой стороны. И пока внутреннее, такое живое и такое горячее пламя эльфа держалось, танцуя во мраке, пока он мог исполнять свою миссию, он это делал, не отпуская тварь, которую так обожал во Тьму.

У эльфа был сильнейший жар, его организм потерял много крови и сил, но взамен получал непрерывные боль и удовольствие, накатывающее, как волны на берег океана. Материальная его сущность наслаждалась физическим совокуплением здесь, а разум его парил над утренним городом, выше шпилей и башен, выше облаков, видя с этой невероятной высоты всех и каждого. Вон там - дым из труб «Темного паука», вон - их карета, окутанная страшными тенями и густым коконом черного тумана. Вон - его милые мотыльки, которые не знают ни устали, ни смерти. Вон разноцветные шатры Ярмарки, побледневшие в рассветной мгле, вон вихри Тьмы, гуляющие по улицам Мактупа. Вон пауки, проникающие в каждый дом и ищущие там приюта... Вон... Вон...

И тут же он здесь, отдается самому прекрасному из всех существ на планете, интенсивно трудится своим роскошным задом, вскидывая бедра, крича и уже воя не переставая и слыша, как вторят ему в унисон волки и твари в Очень Темном Лесу.

Луис на самом краю, но он не кончит, не приблизится к оргазму более ни на шаг, пока Ашер не утонет в последнем рыке, перед тем, как заполнить нутро своего мальчика, своим густым, обжигающе горячим и смертельно ядовитым семенем.

Пальцы белокурого эльфа впиваются в обивку сидения, разрывая ее, он совершенно обезумел, взгляд его пуст, будто бездна смотрит во Тьму. На истерзанных губах шальная улыбка, из глаз текут обсидиановые слезы, голова кружится, он неимоверно бледен, но его тело - живое и распаленное, капельки пота испаряются с него, пропитывая разорванные рубашку и корсет сыростью. Но все это его не волнует, тряпки можно купить на Ярмарке, раны залечить, полосы от хлестких жестоких ударов хвоста ящера пройдут. Но Луис счастлив абсолютно, он полон. И его Создатель берет его всего, растворяя в себе.

Он даже не заметил, когда именно его развернуло прямо на огромной хорошо притертой, будто приваренной от внутреннего жара обоих любовников, к его кишке, плоти. Но он на уровне подсознания ощутил уют кокона из крыльев, а себя возомнил огромной влажной бабочкой, которая вот-вот приступит к процессу перерождения и появления на свет новой жизни. Луис застонал в поцелуй, толкнувшись в цепкую жесткую чешуйчатую лапу. А потом всецело отдался процессу удовлетворения своей, давно вышедшей за пределы земных забот, похоти.

Он слышал, что именно говорит Ашер и слышал, как тот это говорит. Его голос был похож на грудной рык огромного дракона, если кто-нибудь когда-нибудь вообще слышал, как рычат драконы. Если кто-нибудь когда-нибудь вообще видел дракона. Если драконы вообще существовали.

Затуманенный, полный темной мглы и пепельной дымки взгляд остановился на черных глазах невиданного монстра и вспыхнул искренним обожанием и восхищением. Луису нравился, по-настоящему нравился этот крылатый ящер. В подтверждение этому эльф подался вперед и поцеловал короля еще раз, облизав его клыки и язык. А потом, все еще пребывая в гипнотическом состоянии, он скользнул вниз и припал к груди Создателя, как к источнику припадает жаждущий путник.

Он пил, лизал, высасывал такую темную кровь, что та и впрямь казалась чернее самого господина Мрака. Губы, щеки, нос, подбородок эльфа были перепачканы в бурой густой жидкости, а он продолжал глотать столь щедро предложенное угощение, и не мог насытиться.

Увлекшись напитком, Луис не замирал ни на минуту, ни на мгновение, он извивался, крутил задом, двигаясь на толстом члене, как деталь диковинного механизма на огромном поршне. Его задница бесстыдно хлюпала, его стоны были совершенно за гранью любого приличия, ибо так сладко и жадно не стонали даже шлюхи за очень большие деньги. Тело молодого эльфа покрылось замысловатым рисунком, будто внутренней татуировкой медленно выступающей, проявляющейся на коже. Будто искусный мастер разрисовал его смесью хны и басмы. В каждом хитросплетении виделись бы стороннему наблюдателю узоры, злобные морды неизвестных существ, божества со стен заброшенных храмов.

Луис ощущал каждый из рисунков, знал их досконально, будто рассматривал часами, хотя он и не видел их никогда вовсе. Эти рисунки передвигались, обновлялись, совокуплялись прямо на белоснежной куколке, и это заводило эту куколку, заставляя двигаться, снова и снова толкаясь в руку, облегчающую возбуждение, сознание взрывалось в его голове мириадами звезд и комет, кружилось цветными пятнами. Эльф понимал, что находится на самой вершине удовольствия, от чего его задница, нанизанная на плоть господина зажимает того в  пульсирующие тиски, стараясь получить семя, выжать его из разгоряченного ствола монстра.

Вопли всех времен и существ, которые когда-либо жили на  этих землях, вырвались из горла чудовища, Луис впитал каждый, пропуская через себя, извиваясь от невероятной жуткой боли, кусая своего хозяина и стискивая его в себе еще сильнее, удерживая обжигающее семя глубоко во чреве.

Оргазм зверя, смешавшийся с его собственным пиком, выдернул эльфа из транса, разрывая контакт с разлетевшимися по Ангенаму бабочками. Растаяла, скрылась под мраморной кожей паутина Тьмы.  Усталый, удовлетворенный мальчик обвил руками и ногами мужчину, в котором не чаял души, вновь спокойного и умиротворенного, и теперь заботившегося о состоянии своей игрушки.

- Вовсе ты меня не вымотал, - прошептал Луис нежно, - и я все еще надеюсь на прогулку и подарки, - он засмеялся, - если, конечно, после наших развлечений от Ярмарки что-нибудь осталось, - он ластился к рукам господина и очень мешал ему искать одежду и залечивать свои раны. – Оставь ты это тряпье, от рубашки одни лохмотья, - серые глаза не были ни расстроенными, ни печальными. Луис любил красивые вещи, но относился к ним, как к вещам – сломалась, разорвалась, потерялась – Мрак с ней. Будет новая во сто крат лучше. Вообще-то его ничья целостность не волновала, кроме сохранности короля, которого однажды, будучи еще совсем юным, он нарек своей драгоценностью.

Он скользнул в брюки, которые снял заранее и которые благодаря этому остались целыми, натянул черный топ и корсет, сунул ноги в сапожки, а рубашку скомкал и бросил на пол рядом с уничтоженными перчатками. Слуги уберут.

- Вот так, - с улыбкой сказал Луис, глядя на своего повелителя, - а теперь мы должны переодеть меня и размять ноги, - он, действительно, выглядел совершенно измотанным, - еще я хочу поесть. И, -  эльф лукаво сощурился, -может в каком-нибудь шатре мне предложат горячей воды, чтобы я смыл следы нашей страсти, - он потянулся грациозно и застонал, выгнувшись.

- И ты прекрасно знаешь, что меня бы устроило быть запертым в твоих владениях на веки вечные, лишь бы ты не оставлял меня ни на секунду. Украшал бы мое тело и брал бы его так часто как возможно. Думаешь, этот мир так важен? Я скажу тебе, что важно. Важно, чтобы ты был у меня. Остальное мишура.

Луис покрутился вокруг своей оси, пока Ашер затягивал ему шнуровку. Ну просто статуэтка из шкатулки, красуется, глазки состроил. Он с удовольствием укутался в плащ своего мужчины и оглядел карету, с притворным прискорбием деловито выдав:

- Обивочку придется сменить, я распоряжусь, чтобы Лир достал что-нибудь необычное, когда вернемся в замок.

С легкой улыбкой он слушал о восточных сладостях и горячей воде. С этой же легкой улыбкой, эльф удержался за плечи короля, когда тот снимал его с подножки. А едва ноги коснулись земли, Луис небрежно поправил любовнику воротник и произнес практически с одной игриво-шаловливой интонацией:

- Ты знаешь меня множество лет, а все спрашиваешь, как я отношусь к пыткам. Драгоценный мой, я приму участие во всем, в чем ты пожелаешь, - он смотрел в глаза мужчине невозмутимо и нежно. – А к восточным сладостям не подадут немного верблюжьего молока с кровью мула и медом? И кстати, на своих допросах, ты мог бы сидеть на огромном троне и смотреть представление, а я на маленькой подушечке, припал бы к твоим ногам, - рассеянный взгляд заскользил по шатрам и прилавкам. – Вон там занятные наряды. Если бы ты приказал им подать мне корыто и горячей воды, я бы купил себе что-нибудь и сразу мог бы надеть, а потом бы мы позавтракали? – невинные серые глаза уставились на Его Величество с легкой долей ребячества. «Ну побалуй меня», - будто говорили они, - «я так обожаю смотреть, как ты приказываешь»…